Читаем без скачивания Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».] - Иштван Немере

— Так, Эви. Ты знаешь, что делать дальше?

Эви опять молча склонил голову. Мат направился к самой дальней группе приборов. Дие, словно тень, последовала за ним.

— Пожалуйста, помолчи еще. Эви, начали! Разумеется, реакторы тоже работали, как обычно. Нейтронное излучение — тут он тревожился больше всего — оставалось в пределах нормы, температура тоже, скорость охлаждающих потоков чуть выше обычной, но это по указанию Мозга, пока Мат спал. Он пожал плечами: компьютер знает, что делает, компрессоры легко выдерживают режим. До завтра оставим без изменений, а потом попробуем вернуться к прежней средней скорости. Если Мозг не восстанет — хорошо, в противном случае придется запросить о причине. Мат уже воздерживался от ошибок, которые совершал вначале, когда по всякому пустяку одолевал компьютер вопросами, тревожными и нелепыми. Однажды Мозг ответил, точнее, предложил давать запросы в определенные промежутки времени и в определенной системе. Ведь у Мозга, в отличие от людей, нет эмоций, а собственную работу он стремится оптимизировать, как всякая думающая машина. Прочитав текст этого предложения на экране, преобразованным в слова, Мат покраснел. Что касается Сида, то он просто послал бы тебя к чертовой бабушке. Впрочем, на языке Мозга это означало то же самое.

Сейчас, покончив с проверкой систем обеспечения реакторов, он подумал, что вся эта ненужная и до отчаяния нудная работа диктуется не только страхом. Так быстрее проходят те восемь часов, после которых он пойдет к лифту. Нет, об этом думать сейчас нельзя. Он был благодарен Дие, когда она снова нарушила молчание.

— Ну а теперь я могу говорить?

Мат улыбнулся. Дие огромными кошачьими глазами словно впитывала в себя черты его лица. «Он похудел и осунулся, нос у него вытянулся и заострился, под глазами темные круги, — отметила она про себя. — Одна только улыбка осталась прежней, как у того молчаливого, добродушного парня, который стоял, бывало, около Грона на дальнем конце лодки, возвышаясь над морем, как молодой бог».

— Пожалуйста, Дие, говори, я слушаю.

— Ты мне покажешь… их? — Она указала рукой на потолок. Мат, задумавшись, смотрел на женщину. Она единственная среди них, кто любит смотреть на звезды. Черта, унаследованная от Сида? Но в чем причина? На этот раз репрограммы создавались по новому методу, и весь экипаж рыбачьей лодки получил только их, правда, с небольшими вариациями. Неужели Большой Мозг проявил фантазию при конструировании моделей? Конечно, даже у менее совершенных думающих машин наблюдалось стремление к оптимизации собственной структуры. Самопрограммирование? Коррекции, вычисленные по оптимуму? Иными словами, в том виде, в каком «первичный» Гилл представлял себе «первичного» Сида, по своему усмотрению усовершенствовав его вторую модель. Во всяком случае, Гилл не собирался наделять женщин психикой и поступками мужчин. Новый метод должен был дать более совершенный результат, в особенности после успеха с Эви и Опэ. Модель Дие была сконструирована на сравнительно более слабых импульсах, чем оба брата. Но как и откуда Большой Мозг мог получить информацию о том, что Эви и Опэ должны стать навигаторами? Быть может, Гилл высказывал свои намерения вслух, и Мозг впитал это через каналы вербальной связи, в том числе через Шарика, который при всей его автономности был лишь частью комплекса кибернетической системы? И для Дие, которая была по порядку третьей, с учетом всех мотиваций Мозг выдал на консоциатор полную и оригинальную сопрограмму? Да, если эта загадка когда-нибудь выяснится, то уже на Земле. Но факты — упрямая вещь; только Дие, одна из всех, любит смотреть на звезды.

— Мне можно их понаблюдать? — Дие горела от нетерпения.

— Можно, Дие.

Мат подошел к пульту.

Казалось, гигантская рука великана сдернула с потолка салона непроницаемую завесу, состоявшую из мозаики телевизионных мониторов, и во всей своей необъятности раскрылась вселенная. Дие села в кресло перед пультом, откинула голову на высокую спинку. Глаза ее, и без того огромные, еще расширились. Эви неслышно подвинулся в сторону и, упорно смотря в пол, попятился к дальней приборной доске. Мат искоса наблюдал за юношей. И это навигатор? Правда, Сид тоже открывал панораму купола только после работы, когда хотел полюбоваться на вселенную. И точно таким же манером садился в кресло, как села Дие. Ну а он сам? Он смотрит на звезды, как на придорожные столбы на пути к выполнению сверхзадачи. Летит среди них — и только. Центр системы — Солнце — уже был различим. В виде желтенькой звездочки второй величины, прямо над головой. Больше половины пути уже позади. Сила земного тяготения, имитируемая гравитаторами до семидесяти процентов от нормальной, свидетельствовала, что они стоят на полу. Но им казалось, что корабль и они стремглав падают вперед, на тусклую точку Солнца. Уменьшенная гравитация экономила силы, но давала достаточное чувство уверенности только при задернутой панораме. Сейчас же они ощущали только падение в бескрайней пустоте, которая странным образом становилась осязаема, когда видишь ее всю целиком. Он содрогнулся.

— Мат, — шепнула Дие.

— Слушаю.

— Ты знаешь все, Мат. Ответь, почему я люблю звезды?

— Не знаю.

— Просто ты не хочешь сказать.

— То, что я могу сказать тебе, Дие, будет лишь полуправдой. Да и этого ты не поймешь.

— Ты считаешь меня глупой?

— Нет. Но я сам еще многого не понимаю.

— Слушай, Мат… — Дие осеклась, не договорив начатой фразы, но потом все же решилась. — Там, на берегу моря, я уже видела эти звезды. Смотрела, как они загораются над темными холмами или над морем, качающим лодку. Они отражались в волнах, так я любила их больше всего. Когда я выходила на берег, они сияли у меня над головой и у ног на волнах, везде, кругом, повсюду одни звезды. Но я… — Она умолкла.

— Продолжай, Дие, я не сержусь. Ведь с другими ты говоришь о береге совсем иначе, я знаю.

— Не могу.

— Что не можешь?

— Не могу продолжать. Я помню только, что там все было совсем другое. И звезды тоже…

— Это понятно, Дие. В атмосфере свет звезд преломляется…

— Опять ты считаешь меня глупышкой? Ведь я не о том.

— О чем же?

— Там, на берегу, они были частичками чего-то большого, но к нему принадлежали и мы. — Видно было, что Дие трудно говорить. — А здесь все иначе…

— Понимаю, Дие.

— Я тоже понимаю, хотя и не умею высказать. Но все это бесполезно и для меня, и для тебя.

— Потому-то я и не думаю о прошлом, — солгал Мат. — Смотреть на звезды можно, но думать…

— Мат, можно тебя спросить?

Хрупкая фигурка Дие с лицом, повернутым к звездам, казалось, парила в воздухе вместе с креслом. Глаза ее жадно впитывали лучи далеких светил. Гилл слабо разбирался в изобразительном искусстве, но сейчас вдруг остро почувствовал: ему будет больно, если обыденный жест разрушит неповторимую гармонию этой позы.